Всё о видео

Светлана Чугунова

Акакий Акакиевич дома

Фильмография Юрия Норштейна включает в себя лишь несколько работ, которые, тем не менее, принесли режиссеру множество наград и стали мировой классикой. «Сказка сказок» и «Ежик в тумане», например, были названы лучшими анимационными фильмами всех времен и народов по результатам опроса критиков из разных стран. Работу над мультфильмом "Шинель" он начал еще в 1981 году.

Если у Гоголя Башмачкин – намеренно типизированный мелкий чиновник, обрисованный несколькими штрихами, то Норштейн доработал этот образ, а вместе с ним и тему «маленького человека». Большую часть готового материала занимает эпизод «Акакий Акакиевич дома». В «Шинели» описание этого фрагмента дано в нескольких предложениях, а Норштейн развернулся на пятнадцать минут: «Изначально по сценарию задумывалось, что он займет минуты две. Здесь тот случай, когда сам фильм повел за собой», - говорит режиссер. Увеличение времени связано с решением идейных и эстетических задач, ради которых большое внимание уделяется, например, деталям быта, «мощному контексту жизни». Затянулась съемка и по другим причинам: «Многие мне говорят: “Вот, связался с гоголевщиной”. Это не гоголевщина, а время такое».

Норштейновский Акакий Акакиевич получился трогательно жалким человечком с подвижным, словно пластилиновым, лицом. Он ежится от холода, ощупывает ноги и уши, пытаясь их согреть. Потом неаккуратно и торопливо ест щи, старчески шамкая, бережно собирает пальцем крошки на столе и кладет их в рот. Каждый кадр пропитан ощущением бездонной тоски и любовного отношения, снисхождения к убогости героя. И был бы Башмачкин «совершенным идиотом», как в свое время отозвался о нем Н.Г. Чернышевский, если бы не это тревожное, теребящее «Зачем вы меня обижаете?», что видится в каждом жесте Акакия Акакиевича. «Шинель» - это как житие святого мученика, урок милосердия, а Норштейн называет повесть главой из Библии.

Фильм черно-белый, и на этот счет у Норштейна целая философия: «По сравнению с цветной суконкой современных фильмов я проповедую совершенно противоположную эстетику. Черно-белое изображение гораздо содержательнее по сравнению с этой непрерывной цветовой стрельбой, которой хотят оглушить зрителя. Когда включаешь телевизор и смотришь какое-то кино, кажется, что все там построено на внешних эффектах. По-моему, человек заслуживает чего-то большего. Есть подробности, которые не могут просто так хлестко пройтись по экрану, они требуют совсем другого внимания и зрительского, и более подробного рассмотрения режиссером». Палитра Норштейна действительно небогата: это молочно-сизая туманность и дымчатая мягкость. Среди других фирменных приемов – смазанные линии и как будто внутреннее свечение персонажей. Акцент делается не на краски. Вспомните, сколько психологизма у вроде бы блеклого «Ежика в тумане».

Простым должен быть и голос «Шинели»: «Чем обыкновеннее будет прочитана “Шинель”, тем лучше. Я еще не решил, кого приглашу озвучивать фильм. Мне нравится Александр Калягин тем, что лишен позерства. У Александра Филиппенко тоже бытовой голос, при этом он способен и на лирические, и на трагические интонации».

Норштейн работает по старинке и вкладывает в работу всю душу. Он использует уникальную технику многоярусной перекладки изображения: «Представьте, камера висит, а под ней – стекла в несколько ярусов, и на них лежат персонажи, фрагменты декораций и все прочее. В современной мультипликации это мезозойская эра. Однако такая технология создает живое одушевленное пространство. Мне часто говорят мои коллеги, что это элементарно делается на компьютере. Я знаю, но искусство строится на ошибке, случайной ошибке божественного происхождения. У компьютера ее нет, и никогда не будет, хотя мне тут же говорят, что уже существуют программы, которые специально делают ошибки. Но это высчитанная ошибка, а художественная ошибка должна быть неожиданной и таинственной для тебя самого».

журнал "Имхо"